«Культура изнасилования» (rape culture) — это ещё одно чудное понятие, которым одарила нас современная лево-либеральная мысль. Означает оно таким образом устроенное общество, которое относится к сексуальному насилию как к норме вещей, не страшному преступлению, но вполне допустимому поведению, склонно не замечать или оправдывать тех, кто к нему обращается, и т.д. и т.п. Среди причин такого отношения называется особое воспитание, которое наделяет мужчин т.н. «токсичной маскулинностью»: агрессивностью, дерзостью, достигаторством — в общем, всем тем, что не принято в современном выхолощенном, одомашненном обществе. Некто иссл. Т. Кюперс описывает эту самую «маскулинность» как «необходимость навязчиво соревноваться и превосходить окружающих»; после оной характеристики, в точности воспроизводящей античный raison d'être, модель поведения, которую эллины полагали центральной, не приходится удивляться, что именно классическую древность некоторые и полагают крайним, хрестоматийным проявлением, апофеозом и эталоном той самой «культуры изнасилования»: якобы именно тогда творились самые страшные непотрёбства и бесчинства по отношению к женщинам, остающиеся совершенно, целиком безнаказанными — чему удивляться не приходится, говорят нам, ведь это была законченно патриархальная культура. Греческие мифы на первый взгляд вполне подтверждают эту точку зрения. Действительно, секс богов с женщинами там практикуется на самую широкую, кхм-гм, ногу, при этом сам прекрасный пол, кажется, совсем не спрашивают о согласии. Что касается этого, то проф.-клас. С. Померой, автор нашумевшего труда (1975) о женщинах в Античности, полагает, что «нескончаемые случаи изнасилований (rape) в греческом мифе … создают мрачную картину … явно воплощающую желания мужчин», но добавляю, что в наши дни психология позволила оспорить это мнение, ведь немало существует описаний эротических фантазий самих женщин «о том, чтобы их взял силой, подчинил страстный любовник». Померой права в том, что как-то так, подобно греческим мифам, и выглядят мечты об изнасиловании — не в подворотне с рванью, но со своим кумиром, каким-нибудь актёром, а лучше — с богом Аполлоном. Впрочем, предположения Померой хоть и любопытны, но излишни: ведь ни о каком насилии в разбираемых мифах не идёт и речи. Здесь мы в очередной сталкиваемся, пожалуй, с проблемой терминологии: англ. rape, происходящее от лат. raptio или raptus, имеет смысл сильно неоднозначный, и не означает именно сексуального насилия, но имеет отношение к похищению женщины с целью сделать её своей женой: так, если мы назовём эпизод ранней римской истории «Пленение сабинянок», то на английском это будет «The Rape of Sabinian Women». Raptio в первую очередь означало то, что на Руси именовалось уводом, умыканием невесты — ритуальным актом прямо перед замужеством (к слову, сохраняющимся до сих пор кое-где на Юге); разумеется, этот обычай достоин и допустим только в случае согласия со стороны женщины, которое, увы, бывает далеко не всегда. Сабинянок их мнение спросили: как пишет Тит Ливий, «Ромул обра­щал­ся к каж­дой в отдель­но­сти и объ­яс­нял … что они будут в закон­ном бра­ке, общим с мужья­ми будет у них иму­ще­ство, граж­дан­ство и … дети». Само же изнасилование римляне называли иначе, stuprum, а в романских языках оно обычно зовётся словами, восходящими к их же понятию violare, означающее нарушение границ дозволенного (к чему мы ещё вернёмся), — и только в английском выбрано такое своеобразное название, вызывающее столь много ненужной двусмысленности. Ведь в греческих мифах много именного того rape, который raptio, но исчезающе мало собственно изнасилования. Для англоязычного мышления, однако, здесь нет никакой разницы, это и создаёт все проблемы с пониманием: это не «культура изнасилования», но «культура умыкания».